ЧАСТЬ 1. ПРЕДЫСТОРИЯ

"Я смело утверждаю, что никто не принес
столько вреда России, как А.Ф. Керенский."
(Н. Родзянко, из мемуаров, 1922 г.)
"Правительству буржуазного всевластия и
контрреволюционного насилия мы, рабочие и гарнизон
Петрограда, не окажем никакой поддержки. Весть о
новой власти встретит со стороны всей
революционной демократии один ответ – долой!"
(Л. Троцкий, из выступления на заседании
Петроградского Совета, 25.10.1917)

Многие исследователи антикрммунистического толка считают первый кабинет Временного правительства самым толковым и компетентным из четырех кабинетов. Собравшихся в нем профессиональных оппозиционеров характеризуют как "лучших представители интеллигенции, способных достаточно грамотно разбираться в политических и в экономических вопросах". Утверждается, что они бвли "в отличие от многих нынешних "демократов" – честные, глубоко порядочные люди". Пусть так. В конце концов именно они продекларировали появление в стране демократических свобод, закрыли политические тюрьмы, отменили смертную казнь… А дальше? Дальше-то нужно было укреплять институты государства, расшатанные или уничтоженные революционным взрывом. Но как раз на это Временное правительство оказалось неспособно Почему? Во-первых, по личным качествам. Профессиональные законодатели, они не обладали ни твердостью, ни решительностью для проведения в жизнь своей политики. Для них привычны были обсуждения и голосования, консенсусы компромиссы. А к практической деятельности, реализации решений, к осуществлению исполнительной власти, они были не приспособлены.
Сложись обстановка чуть по-другому, они могли бы сговориться с Советами и осуществлять исполнительную власть через них. Но в Советах хватало своих "лучших представителей интеллигенции" [если помните, большевики в первых Советах вообще отсутствовали "как класс" – А.А.], которые были "облечены доверием народа", но еще более некомпетентные в государственных делах. Зато, вкусив власти, они не желали отказываться от надежды хапнуть ее еще больше. В результате Советы начали вести самостоятельную политику, реальной целью которой стало ослабление влияния правительства, перехват сначала инициативы, а затем и власти. Фактически первыми лозунг "вся власть Советам!" начали осуществлять буржуазно-демократические партии!
В пику распоряжениям правительства Советы принимали другие решения. Часто – противоречивые. Часто – революционные, но бестолковые. А каждый шаг правительства, направленный к нормализации, вызывал вопли о контрреволюционности. Сложилась ситуация, когда правительство ограничивало "свободу". А Советы – "расширяли". Правительство стало "запрещающим" органом, Советы – "разрешающим". И естественно, вся темная масса тянулась к Советам. А слабое правительство шло на соглашательство с левыми, на одну уступку за другой.
Народ пьянел от вседозволенности. Промышленность вошла во вкус забастовок. Митинговали и бастовали по мельчайшим поводам. Уже в апреле выпуск продукции упал на 30-40%. Требования поднять заработную плату намного превышали доходы предприятий (например, в Донбассе требования составили 240 млн. руб. в год при доходах 75 млн.). Локауты, забастовки в городах и на транспорте подрывали систему снабжениями без того перегруженную войной. А это опять вело к недовольству и к новым забастовкам.
Как только ослабла центральная власть, активизировались национальные движения на окраинах. Сейм Финляндии потребовал независимости. Украинская Рада (т. е. тот же Совет) во главе с Винниченко и Петлюрой начала добиваться автономии (пока). Предъявили права на автономию Кубанское и Донское казачества. Сибирь и Закавказье потребовали для себя отдельных Учредительных Собраний. Северный Кавказ, "замиренный" всего полвека назад, забурлил. Горские народы сразу вспомнили все обиды и счеты между собой, начались конфликты и столкновения.
Под шумок вместе с политическими, а потом в результате амнистий и массовых побегов вышли на свободу более 100 тыс. уголовников. В Центральную Россию хлынули каторжане, ссыльные из-за Урала. Многих тут же мобилизовали в армию (например, в Томском гарнизоне было 2300 бывших уголовников). А те "жертвы старого режима", кто побойчее, не желая надевать шинель, удобно устраивались в местных Советах или в милиции под видом бывших "политических". Полицейский аппарат был уничтожен. Стремительно начала расти преступность. Новую базу для нее создавали многочисленные дезертиры, наводнившие страну оружием. А ведь, кроме правопорядка, полиция в царской России выполняла массу других функций санитарного, пожарного контроля, статистики, сбора налогов и др.
А вскоре властей стало не две, а три. К апрелю местные Советы и комитеты, расплодившиеся в России, как грибы после дождя, возмутились тем, что Петроградский Совет, приписывая себе исключительные заслуги перед революцией, присвоил государственную власть. Собрался съезд делегатов, и был создан Центральный Исполнительный Комитет, занявший позицию чуть умереннее Петросовета, но куда радикальнее правительства.
Кроме Советов, государство раскачивали партии, еще не дорвавшиеся до власти:  анархисты и большевики, пытающиеся приобрести влияние на широкие массы, необходимое им для захвата власти.
Нерешенный земельный вопрос корежил деревню. Явочным порядком по решению местных Советов то там, то здесь начали делить и пере-пере-делить землю. В некоторых губерниях это вылилось в стихийные бунты с поджогами усадеб и убийствами. Что могло с этим поделать Временное правительство? Проводить государственные, политические, экономические, аграрные реформы оно считало себя не вправе – не могло взять такую ответственность. Ждали учредительного Собрания. А ускорить его созыв не догадались – наоборот, приняли решение отложить "до конца войны"!
Однако "победный конец" откладывался. Развал армии нарастал стремительно. Армия уже не была кадровой, выученной и дисциплинированной, как в 1914-м. Да и численно увеличилась почти вдесятеро, что усложняло управление. Кадровая армия, особенно пехота, была выбита в мясорубке войны. В 1915 году полегла практически вся лейб-гвардия. А войска 17-го на 90% состояли из людей случайных, "только что от сохи", вырванных из обычной колеи, сбитых с толку и не понимавшими, ради чего их гонят "на убой". И уже были сильно разбавлены  возвращенными в строй дезертирами, "политиками" и уголовниками.
Сейчас этот факт подзабылся, однако, Февраль первоначально вызвал на фронте волну патриотического подъема. И не только в России. В войсках Англии и Франции как бы проснулось "второе дыхание", умело подогретое патриотической пропагандой. Ведь теперь вся война приобретала новое содержание! Она превращалась в войну мировой демократии против остатков абсолютизма! С одной стороны – блок демократических держав, каковой стала и Россия, с другой отжившие свое монархии: Германия, Австро-Венгрия, Турция, Болгария. Кстати, именно под этим соусом вошли в войну США. До того, несмотря на явные симпатии к странам Антанты и потопление немецкими подлодками нескольких нейтральных судов, Конгресс блокировал все положения об участии в бойне. Новое содержание – "битва за демократию!" – убедило большинство депутатов.
Но в России демократия почти сразу приняла губительные формы. Приказом ?1 от 1.03.17 Петроградский Совет давал солдатам "демократические" права митингов и демонстраций, отменял "чинопочитание". В ротах, полках, батальонах создавались солдатские комитеты с правом обсуждения приказов. Давалось право отстранять неугодных командиров. В неустойчивую армию хлынула политика… Потом разъясняли, уточняли, что приказ относится лишь к тыловым частям, а не к фронтовым. Спорили – все ли приказы подлежат обсуждению? Или только касающиеся "внутренней службы"? Было поздно, вооруженная темная масса все поняла по-своему. И армия поползла по швам.
Второй удар последовал в мае. Из недр "демократической общественности" выползла "Декларация прав солдата". Против нее протестовали все военачальники. Военный министр Гучков отказался подписать ее. Но под давлением Советов Гучков ушел в отставку, и "Декларацию" подписал новый военный министр Керенский. Ушел и Верховный Главнокомандующий Михаил Васильевич Алексеев, бывший начальником штаба Ставки (т. е. фактически главнокомандующим) еще при царе. Главковерхом стал генерал Брусилов.
"Декларация прав солдата"… Но не офицера! Фактически декларация лишала офицера даже обычной дисциплинарной власти, законодательно распространяя уже на всю армию положения того же самого Приказа ?1. Естественно, в солдатские комитеты попали не служаки, не патриоты, а демагоги с хорошо подвешенными языками. Если командование не имело на них управы, то сами комитетчики всегда находили поддержку вплоть до столицы, обращаясь в Советы. В потоках митингов доступ к солдатам и право вести агитацию получили все – большевики, анархисты, националисты, германские шпионы. Особенно быстро пошло разложение на участках, не познавших за всю войну крупных успехов – таких, как Северный и Западный фронты. Солдаты, одуревшие и измотанные однообразием позиционной войны, оказались благодатной средой для "пропагандистов, агитаторов и организаторов". Дезертирство приняло массовый характер. В некоторых частях комитеты самочинно проводили "демобилизацию старших возрастов", вводили отпуска "на время сева", "на уборку урожая". К чему воевать, если мир "без аннексий и контрибуций"? За что? Окопные части редели, изматывались без смены и поддержки и… тоже разлагались. А в тылу пухли огромные гарнизоны, "защищая революцию" и отвечая мятежами на любой намек об их отправке на фронт.
В апреле, когда меньшевик Якубович на митинге имел неосторожность назвать врагами народа сторонников борьбы до победного конца, солдаты чуть не сняли его с трибуны штыками. А уже через два месяца [когда великий князь Николай Николаевич уже был отстранен от командования – А.А.] ситуация стала иной. На июнь-июль было намечено общее наступление, скоординированное с союзниками. Одним мощным ударом с двух сторон добиться перелома в войне и покончить с ней. Германия-то уже на ладан дышала, исчерпав все ресурсы. Но русская армия оказалась ни на что не годной. Юго-Западный фронт пошел вперед, добился успехов… и выдохся. А при первом же контрударе побежал. На Западном из 15 дивизий 10 отказались наступать. Те немногие, что подчинились приказу, естественно, захлебнулись в собственной крови. Северный фронт вообще даже не колыхнулся.
Тем временем развал нарастал и внутри России. 20-21 апреля в Петрограде вспыхнули крупные беспорядки [современные антикоммунисты утверждают, что их спровоцировали большевики, что это была первая попытка, произведенная Лениным (всего две недели как появившемся в Петрограде) захватить власть. не буду спорить, им, наверно, "из 21-го века виднее" – А.А.]. В районе Казанского собора произошла перестрелка (были убитые и раненые). Однако во главе Петроградского округа в то время находился решительный человек – генерал Корнилов, любимец армии. Одни части он сумел заставить вернуться в казармы. А другие, более надежные, вывел на улицы и выставил батарею у Зимнего дворца.
Результаты? Советы и левые партии подняли такой вой, что Корнилов предпочел уйти с поста. На фронт. А первый кабинет Временного правительства в лучших традициях демократической республики вышел в отставку. Князь Львов сформировал второй кабинет, коалиционный, включающий представителей социалистических партий.
Потом произошли знаменитые июльские события, которые в официальной советской историографии именуются "расстрелом мирной демонстрации", а у антикоммунистов – "подавлением попытки вооруженного большевистского мятежа". Второй кабинет Временного правительства опять развел руками в честных демократических традициях: "нами недовольны – хорошо, мы уйдем". И, понятное дело, ушел в отставку. Третий кабинет сформировал уже социалист А. Ф. Керенский. Паритетный кабинет, с равным представительством либеральных и социалистических демократов. Сам Керенский сосредоточил в своих руках власть и министра-председателя, и военного министра. Этакий маленький диктатор, примеряющий треуголку Бонапарта…
Первыми шагами нового правительства, на которые оно решилось в основном из-за катастрофы на фронте и растущего сеператизма, были: 12.07 – введение смертной казни (только на фронте); 15.07 – закрытие газет "Правда", "Окопная правда", флотской газеты "Волна"; 18.07 – роспуск финляндского Сейма. Кроме того, Советы лишались большей части властных полномочий и превратились в придаток правительства. И, наконец, Верховным Главнокомандующим был назначен Л. Г. Корнилов.
Тут не обойтись без краткой истории так называемого "Корниловского мятежа".
Лавр Георгиевич Корнилов, еще вступая в должность, ультимативно заявил правительству, что может принять пост лишь при условии полного невмешательства в его оперативные распоряжения и распространения мер строгой дисциплины на тыловые части. Управляющим военным министерством был назначен другой жесткий и волевой человек - Б. В. Савинков. Террорист, социалист по убеждениям, романтик борьбы и диктатор по натуре. С Корниловым он познакомился на Юго-Западном фронте в должности комиссара Временного правительства, и всецело поддержал предлагаемые им меры. А меры Корнилов, известный еще по деятельности на фронте как бескомпромиссный борец против дезертирстав и мародерства, предлагал достаточно жесткие.
Что характерно, Корнилов и не думал бороться против правительства. Однако, он (возможно, это было его ошибкой) считал, что правительство согласится с ним. Он подготовил для Временного правительства докладную записку, в которой изложил предлагаемый план спасения России:
1) распространение на тыловые районы военно-революционных судов;
2) ответственность перед законом Советов и комитетов за свои действия;
3) восстановление дисциплинарной власти начальников и реорганизация армии.
Проблема была в том, что министр-председатель Керенский, едва отойдя от июльского шока, снова шатнулся влево, к Советам и "социализму". Беспринципные политики левых партий были ему ближе и роднее, чем деловое офицерье. И главное - вот она, Власть! Ореол кумира! Можно ли будет их сохранить без тех же Советов, без митинговщины? Либо Керенский действовал чисто интуитивно из солидарности с коллегами по партии (да еще и будучи Товарищем председателя Петроградского Совдепа), либо понимал, что с единственным талантом - демагога - в деловом, нормальном правительстве он окажется не у дел. Он боялся и персонально Корнилова, боялся своего помощника Савинкова боялся больше, чем Ленина и Троцкого. Тем не менее, под влиянием общественности, кадетской части правительства Керенский до поры вынужден был лавировать, маскировать свои колебания. Но пока он лавировал, ситуация шла вразнос.
Уже 3.08, приехав для доклада в Петроград, Корнилов был шокирован. Его конфиденциально предупредили, что на заседании правительства ни в коем случае нельзя… докладывать военные вопросы! Нельзя, потому что … все тут же станет известно противнику "в товарищеском порядке". И намекнули на министра земледелия эсера Чернова. В самом правительстве уже были шпионы, и мало того - правительство знало об этом [позвольте, но ведь главным немецким шпиЁном у нас считается Ленин! – А.А.]! А записку Корнилова Керенский принял, но на рассмотрение кабинета не вынес. Зато на следующий день цитаты из этой записки появились в социалистической печати [и как они туда попали – ума не приложу! – А.А.]. Началась бешеная травля "контрреволюционного" генерала. Советы потребовали его отставки и ареста.
Тем не менее, конкретная и близкая угроза большевистского переворота требовала действий. При посредничестве Савинкова и Филоненко (комиссара при Ставке) был выработан и согласован с правительством план создания надежной Петроградской армии. Для этого предполагалось подтянуть к столице 3-й конный корпус, 7-ю Туземную (Дикую) дивизию, тоже развернув ее в корпус, Корниловский ударный полк и другие части. И при очередном выступлении большевиков разгромить их. Если же путч поддержат Советы - разогнать и их за компанию. Однако и этот план, несмотря на все устные соглашения, Керенский тоже долго мурыжил и претворять в жизнь отнюдь не спешил. 10.08 Корнилов был снова вызван в Петроград. Снова ходили вокруг да около, снова генерала запутывали в политических дебрях, и снова визит кончился безрезультатно.
Наконец, 11.08 Савинков и кадетское крыло правительства пригрозили отставкой. Керенский вынужден был вынести записку Корнилова на очередное заседание. Ее заслушали, но решение было отложено до Московского Государственного совещания. От этого совещания с представителями различных слоев населения, общественности, партий и промышленных кругов ждали многого. Туда тоже приезжал Корнилов. Москва встретила его восторженно, забрасывали цветами. Представители от Думы и кадетской партии обещали поддержку его начинаниям. А Керенский… попытался лишить слова. Но к каким-то реальным результатам совещание не привело. Вылилось в пустую говорильню. Каждый высказывал свое, и никто не хотел воспринимать противного…

Алексей Акчурин